Так как тольяттинский домен продолжает есть мне мозг, то я наверное буду додумывать до логического конца, оформлять и выкладывать маленькие зарисовочки, которые приходят мне на ум почти ежедневно.
Но сначала немного о сюжете Санта-Барбары.
Началась она с того, что один молодой Ласомбра, веке этак в 12, повстречал Фею. Или, вернее, попался ей на обед.
под катом отыгрышАсканио от погони уходил верхом. Ушел, со стрелами в теле коня и своем собственном. Конь пал в какой-то момент, он своим ходом побрел дальше по лесу.
- Что забыл благородный путник в такой час в этой чаще,- мелодичный, довольно высокий голос. из теней и сплетения ветвей вышла девушка, в длинном светлом платье со шлейфом, и откидными шелковыми рукавами, спускавшимися до земли. странно было увидеть кого-то в таком наряде посреди ночного леса, а незнакомка, казалось ушла с бала, веселого вечера, полного песен и стихов трубадуров и громких слов в честь прекрасных дам их сердца
- Кто ты, о дева? - громко спросил вампир.- Создание из плоти и крови, дитя ночи или колдунья? Что делаешь ты в этом диком месте?
ответом ему стал звонкий смех, в котором отчего-то чудился звон капели, шорох снежинок.
незнакомка шагнула к нему, выйдя из тени, и Асканио показалось, будто в воздухе повеяло весной, но не той поры, когда расцветали травы, а первых вьюжных днях марта...
лунный свет озарил ее, и остался - невесомым сиянием очертив фигуру. белая, бледнее луны кожа, черные волосы (но отчего-то производившие впечатление белых, как снег), уложенные короной вокруг головы
( ши настолько красивы, что никто просто физически не может напасть на них, если они сами не спровоцируют нападавшего)
- здесь мои владения, доминас ("господин" (лат) от этого слово произошло обращение "дон")). и ты пришел сюда незваным. но если ты назовешь свои имя и род...
Забыв про раны, каинит горделиво вскинул голову:
- Мое имя - Асканио из рода Ринальди.
- можешь звать меня доньей Льдинкой, благородный дон Асканио и будь в эту ночь гостем у меня
- Кто ты, о донья Льдинка? - спросил Асканио тихо, ухе наполовину очарованный красотой девушки.
донья Льдинка посмотрела на него внимательно и строго.
- тебе не нужно тревожиться ни о чем, сын крови и тени,- мягко произнесла она.- ты устал и ранен, мой долг хозяйки этого предела диктует священный гейс гостеприимства. пойдем со мной, идти до моей башни тут будет не далеко
Асканио призадумался. Дева, встреченная им, не была ни человеком, ни вампиром. Неожиданно молодой ласомбра вспомнил многочисленные сказки и легенды, слышанные им еще при жизни. Было в них что-то похожее... то ли про колдуний, то ли про языческих богинь, то ли про фей. Сказки? - он грустно улыбнулся. Не пристало думать так тому, кто и сам не так давно превратился в персонажа из легенды.
На мгновение ломбардцу стало немного не по себе - ни одна история их слышанных им не заканчивалась хорошо для тех, кто подобно ему встречался темной ночью с прекрасной девой, приглашающей путников отдохнуть в своем замке. Но он тут же с негодованием отбросил свой страх. Не пристало хозяину ночь трепетать перед созданием из сказок.
- Благодарю тебя, Донья Льдинка, кем бы ты не была, - сказал он, и шагнул вперед, показывая готовность идти следом.
дева улыбнулась ему - чуть шевельнулись бледные губы, тогда как темные глаза доньи остались бесстрастны.
она развернулась и пошла через лес, и казалось, точно деревья расступались перед ней, и кусты терновника разводили свои колючие лапки, а травинки сами собой расправлялись, бережно неся длинный струящийся шлейф ее платья, чей белый бархат искрился в лунном свете, подобно снегу на нетронутых полях.
вы шли не долго, и боль от ран не успела вытеснить удивление, и, быть может, восхищение, испытанное Асканио на время этой удивительной прогулки, когда лес расступился, открыв поляну, посреди которой высилась высокая башня белого камня с оградой из кустов диких роз.
- Это напоминает мне старинную сказку, - тихо сказал Асканио. - О храбром рыцаре, оказавшемся волею судьбы в заколдованном лесу, и о королеве фей, прекрасной, как сама любовь, но холодной, как сердце зимы. А в конце либо появляется отважная Дженнет, либо герой умирает. Я уже мертв - но вы - прекраснейшая из всех дев, что я видел в жизни, а эта прогулка стоит тех чудес, которые я увидел после смерти.
- Вы в чем-то правы, дон Асканио,- проговорила донья Льдинка, повернув голову.- этот лес действительно зачарован, но если вы наберетесь терпения, то не позже завтрашней полуночи увидите настоящее чудо, которое не сможете позабыть
- но пойдемте те, сегодня луна так ярка, что грех упустить шанса подойти к ней поближе.- и с этими словами она прошла вперед, по дорожке, выложенной ракушками (откуда ракушки по среди леса?), мимо кустов, с чернеющими бутонами на фоне черной листвы, до высоких черных ворот, окованных светлым железом, которые распахнулись сами навстречу своей владелице.
При этих словах в Асканио снова проснулось подозрение. Но не показав вида, он вежливо
склонил голову.
- Я был бы счастлив воспользоваться вашим гостеприимством. Но боюсь, что одна ночь - это все, что я смогу себе позволить. Мои вассалы бьются сейчас, удерживая замок - и мой долг, как сеньора, быть среди них.
его смерили долгим внимательным взглядом.
- Не гоже обсуждать такие дела на пороге, благородный рыцарь. даю слово, что ваши вассалы увидят вас не позже завтрашнего заката, но пока позвольте позаботиться сперва о ваших ранах.- сказав так, донья прошла в распахнутые ворота, и стоило ей перешагнуть через порог, как темнота за ним расцветилась множеством тусклых огней, засиявших на стенах и круто уходящих вверх ступенях винтовой лестницы.
Асканио последовал за ней, невольно наслаждаясь открывающейся ему красотой.
Стремясь скрыть охватившую его тревогу, Асканио замурлыкал под нос старую песенку:
- Зачем, о рыцарь, бродишь ты
Печален, бледен, одинок?
- Э лон алле, э лон алле, я встретил деву на лугу...
И тут же умолк, словно устыдившись неуместности подобного порыва.
- Мир умрет и возродится! Глянь направо - глянь налево - Спят побеги в корне древа,- прошептал откуда-то сверху тоненький голос. или это послышалось, слишком отчетливо вспомнившиеся строки?..
- А я проснулся - я лежал На льдистой крутизне,- эхом донеслось спереди
донья Льдинка поднималась впереди тебя, в молчании переступала со ступеньки на ступеньку, подобрав многочисленные юбки.
Асканио невольно поднял голову, пытаясь разглядеть певца.
ничего нет. и тени... сплетаются как-то странно. (может понял, может нет, но они отбрасывались от предметов так, как не может быть при таком освещении. не в ту сторону, не так много или мало)
(14 - сильно заподозрил неладное)
- Я вижу, что замок - под стать хозяйке, - помимо воли, в голосе Асканио прозвучали нотки опасливого восхищения.
смех. донья Льдинка остановилась,
- любой дом старается походить на своего хозяина. разве в вашем иначе? наверно там много теней, а в часы перед рассветом когда солнце красит зимней кровью горизонт, сам воздух над вами отдает ею
- Точнее и сказать невозможно, - Асканио взглянул на нее подозрительно, однако тон его голоса был спокоен. - Словно бы вы сами побывали там - и не раз.
Ответом ему стала загадочная улыбка, и донья Льдинка продолжила свой подъем.
странно, вы поднимаетесь уже долго, дольше чем три этажа, в которые снаружи выглядела башенка
но наконец изматывающий подъем закончился, ажурная арка белого камня, за которой открывались довольно обширные покои, обставленные на французский манер (кушетки, подушки, небольшие столики, всякие драпировки...) цвета - белое, бледно голубое и ... черное. мотив черных роз проходил через вышивку на портьерах, через мозаику, и витражную розу на потолке. эти розы стояли и в глиняных побеленных сосудах, расставленных безо всякой системы по помещению (и почему-то наводивших ассоциации на сугробы)
донья Льдинка прошла вперед
ветерок развевал прозрачные бледно-голубые полотна, крепившиеся на резных карнизах, исполненных в форме деревянных мечей. за ними, за окном был виден не... лес. а небо, словно бы нарисованное акварелью, расцвеченное всеми цветами радуги, но это не казалось диким, наоборот, выглядело вполне гармонично
- присаживайтесь, дон Асканио. вы ранены, и проделали долгий путь
- Благодарю вас, о прекрасная донья. - Последние несколько минут ласомбра держался на чистой гордости, борясь с желанием попросить передышки для того, чтобы хоть немного отдохнуть. Боль от ран и неумолимо накапливающаяся слабость тяготили его все сильнее.
Собрав остаток воли, он постарался не рухнуть в кресло сразу же, а чинно усесться, как и приличествовало ласомбре. И это ему почти удалось.
- Пепьо,- повелительно.
- да, хозяйка?- донеслось из-за одно из вазонов.
- принеси теплой воды, полотна, и той мази, что на прошлой недели принес Странник.
- да, хозяйка.- обладатель голоса так и не показался, зато Асканио очень уж показался знакомый этот тоненький тенорок..
- Вы столь же заботливы, сколь и прекрасны - и ваши слуги явно лучше моих. Но прошу прощения, я забыл о манерах, - голос Асканио почти не дрожал, несмотря на то, что ежесекундно ему приходилось бороться с желанием закрыть глаза и заснуть прямо здесь.
Взяв себя в руки, он поднялся с уютного кресла, снял перевязь с ножнами - и, поколебавшись, нашел в себе силы отнести и поставить в ближайший угол.
- спите, будущий принц,- прикосновение холодных рук ко лбу, щеке. внезапно, она оказалась рядом, и лас внезапно понял, что она одного с ним роста. до того момента определить это было трудно, то его себеседница казалась меньше его, то - наравне. то ему казалось что перед ним существо из льда и снега, то - существо из плоти и крови, с глазами чернее ночи, и волосами - в тон им.
хвоей и родниковой водой пахло от ее рук, холодом тянуло от тонкого шелка рукавов, сейчас накрывших его плечи, когда фея обняла своего гостя.- спи, здесь нет закатов..- было последним, что услышал он
- Ты прекрасна, как сердце зимы, - прошептал каинит, прежде чем провалиться в сон.
да, 17
еще успел ощутить, как ее рука, лежащая на его лбу, внезапно дрогнула, и ощущение прикосновения исчезло.
когда Асканио очнулся, он понял, что лежит на кушетке, одет в белое и бледно-голубое (такого, почти белого цвета, очень зимнего). штаны, сапоги, туника... все белое. холодно-белым шелком вышиты на тунике узоры, мотивы морозных кружев, - . только плащ - бледно-голубой, тонкий, но странно тяжелый. у ворота его скрепляла кованная фибула в виде черной розы со скрученным в кольцо стеблем, с едва намеченными, но ощутимыми шипами. если потом он присмотрится - то не смог бы понять, из чего выкована эта роза, и где взят был такой металл, казалось, поглощавший падавший на него свет.
- Донья Льдинка? - тихо и удивительно тоскливо прошептал лас, едва проснувшись. Приподнявшись на локте, он оглядел комнату, ища свою прекрасную хозяйку.
- Вам стало лучше?- желанный голос. фея вышла из-за занавеси, скрывавшей за собой проход, ведший к смежному помещению. подходит к нему
Забыв о манерах и приличиях, Асканио невольно потянулся к ней всем телом - так цветок тянется к солнцу.
- Звук вашего голоса исцелил меня, словно глоток воды - умирающего от жажды.
он мог отметить, что взгляд, которым смерила его фея, был отчего-то печален.
хотя внешне она выглядела еще лучше, чем при той, первой встрече, (пока он спал, закончила рапсодию над другим, общественным мечтателем) но...
она улыбнулась.
- Ваша жажда не уйдет от воды. Но вы, благородный рыцарь, вольны покинуть мою башню, когда захотите. я виновата перед вами, что нарушила свое слово. ваши раны оказались тяжелее, и с ночи, что мы повстречались под луной, прошло два заката, а не один.
пока говорила, подошла, стоит в шаге от кушетки. стелется по полу шлейф, длинные рукава. только платье на ней сейчас - черное. словно белым снегом по ночному небу вьется поземкой вышивка по подолу ее платья. белым шелком затянуты руки - высокие перчатки. белая кружевная сетка на волосах. капельками застывшего света мягко мерцает жемчуг
- Я люблю вас, - проговорил каинит тихо, и сам удивился, насколько легко дались ему эти слова. - Раньше я считал любовь выдумкой - красивыми словами для того, чтобы скрывать совсем другие чувства и побуждения. И только теперь я понял, насколько был слеп раньше. Я - арфа, звучащая под звуками вашего голоса. Внутри меня все горит, словно там бушует огонь - но нет и не будет муки слаще и пытки желаннее.
- Мое имя Эйлар аэп Лианнан,- сказала она. присела на край кушетки, взяла его руку в свои. бледно улыбнулась. не таяла, оставшись "льдинкой Кая", нездешняя печаль в ее глазах.- и если таково будет ваше желание, будьте рядом со мной, и я буду рада тому, дон Асканио, amado...- голос упал до шепота.
* amado - (исп.) возлюбленный
Склонившись, Асканио коснулся губами узкой ладони, и, уронив голову на руки феи, зарычал, словно раненный зверь.
- Нет, не надо! Не искушайте меня, молю. - Сам не замечая того, он заплакал. - Там осталась моя жизнь, мои обязанности и те, кто пошел за мной. Я не смогу бросить их - даже ради того, чтобы быть рядом с вами, как мне этого хочется.
фея выслушала его.
свободной рукой ласково провела по его волосам, играя с прядями.
- Рыцарь тени и крови. Когда-то я сама была графиней дома Сокола, благороднейшего из домов Ши, и помню, что такое долг. Ты сделал правильный выбор, показав насколько прочны те узы, что держат твою душу с миром, и как крепка воля, глася что Долг превыше Любви, а Разум - Чувств. Прости мне мои слова, что я сказала тебе, но мне нужно было испытать тебя, узнать и понять, мой юный рыцарь.
- Пепьо,- в сторону.
- да, хозяйка.
откуда-то снизу, на колени Эйлар ловкие руки положили меч в ножнах. его, Асканио, меч.
Эйлар улыбнулась, глядя на ласомбру.
убрав руку с его головы, взяла ножны и протянула меч рукоятью к нему.
- Если твой Долг не позволит тебе остаться со мной, тогда я приду к тебе,- пауза, взгляд в глаза. Асканио вдруг понимает, что тьма взгляда доньи Льдинки тоже обман - глаза ее прозрачней льда на свету,- amado.
Эта связь тянулась несколько десятилетий. И именно она, а не наставления Сира, стали определяющими во всей нежизни Асканио. Он изменился. Начиная с того, что его цветами стали бледно-голубой и белый, и кончая любовью ко всему чудесному и просто странному. На этой почве разругался с сиром. Хотя и умудрился сделать это крайне удачным для себя способом. Грозный Марк Вителий убил бы своего птенца - но ему хотелось сначала сломить упрямство последнего. Причем так, чтобы птенчик сам признал свою неправоту, и с повинной головой пришел на поклон. Поэтому он выгнал птенца, закрыв ему все обычные способы продвижения внутри общества каинитов. На что Асканио пожал плечами и приступил к устроению собственного гнезда. Ну и стоит ли говорить, на чью сторону он встал во время восстания анархов? Вместе со своей котерией он громил Шипы после подписания договора, который он счел оскорблением. Вместе с другими он присутствовал и при другом договоре, положившим начало Шабашу. Тут стоит заметить, что он желал лишь свободы. От сиров, от клановых стереотипов и ограничений.
Примерно в это время Эйлар ушла в Грезу. Асканио остался один на один со своей безнадежной любовью, которая грызет его и по сей день.
немного об Асканио с точки зрения игровой механики.
Асканио Ринальди – ласомбра. Анарх по убеждениям. Был становлен в 1213 году. Сир – Марк Вителий. Высокий широкоплечий блондин. 6 поколение.
Путь просветления – Праведный путь ночи 9.
Натура - Директор. Маска - Творец.
Он вообще ярый сторонник вассальных отношений, считая, что они идеальны для каинитов. Есть сеньор. Есть вассалы. Все отношения между ними четко прописаны. То, что надо.
Каинитская психика несовершенна - так он считает. Присущие каждому вампиру независимость, подозрительность и неумение работать в команде в большинстве случаев портят любое начинание. Главная причина, по которой он недоволен Шабашем - Шабаш неорганизован. Личные интересы часто ставятся выше интересов группы. Для того, чтобы хоть что-то делалось в военном плане - часто идут по пути наименьшего сопротивления, организуя группы выгребков, на что ласомбра презрительно морщится. "Нет чтобы этим обленившимся старейшинам поднять свои сиятельные задницы и самим вступить в бой - толку было бы больше", - ворчит он. - "Хотя нет - они же все перегрызутся по дороге и все закончится большим провалом"
Окончательно он разочаровался в Шабаше после междоусобных войн. Решив для себя, что если Секта организована так, что противоречия между кланами приводят к гражданским войнам, наверное, что-то в ней пошло сильно не так.
Сам лас готов смирить свою гордость и совместно работать почти с кем угодно, даже занимая подчиненное положение - если так нужно для дела. Которое он сам считает стоящим, разумеется)
Когда встал вопрос о признании Пандеров, Асканио встал в ряды сторонников признания Пандеров, употребив на это все свое влияние в клане и Секте. Не из любви к Пандерам - их он как презирал, так и презирает. Единственно для того, чтобы уменьшить внутреннее напряжение в рядах Секты.
На вопрос: "Что с этим делать?" лас для себя ответил просто: подбирать и воспитывать вассалов самостоятельно. Лучше пусть их будет немного - так даже проще. Четверка, работающая слаженно, стоит раздираемой внутренними противоречиями группы из двадцати а то и тридцати каинитов - в этом он уверен. Более того, он это неоднократно доказывал на практике.
"Своих" каинитов он воспитывает долго и аккуратно. Предпочитая выбирать таких, у которых нет независимых от самого ласа целей и интересов. Которые внутренне готовы к тому, чтобы стать послушными исполнителями ласовой воли. Он многого требует от своих вассалов - но много и дает взамен, заботясь о их нуждах и даже решая их проблемы. Если необходимо - встает на их защиту без колебаний (исключение делается для последствий самых диких выходок Богдана - в воспитательных целях)
Он старается узнавать о своих подчиненных, включая самого юного и бестолкового птенца, как можно больше.
Собственно, идеальных для себя каинитов он нашел всего двух. Богдана, у которого бунтарство дошло до активного отрицания всего, связанного с писаными и неписаными нормами вампирского общества, Асканио поймал на крючок личной преданности, местами доросшей уже до дружбы (строго в плоскости сеньор-вассал, без фамильярничанья). Попутно взяв на себя заботу о всех Богдановых социальных проблемах, организовав жизнь тремера так, чтобы тот мог полностью отстраниться от общества. Посещай, мол, обязательные мероприятия и участвуй в обязательных ритуалах - об остальном я позабочусь. И даже на них можешь смирно сидеть в сторонке ни с кем не общаясь, если уж тебе так хочется.
Конформиста Родерика Асканио приманил, показав себя как мудрого и умелого руководителя, заботящегося о своих подчиненных и не предающего их. Дав ясно понять брудже, что не злоупотребляет своей властью над вассалами во вред им.
Соответственно, вся "свита" этого старого ласомбры состоит из этих двух каинитов. Но в их преданности, как и в том, что они ни при каких обстоятельствах не станут играть против него, он уверен.
Своими паладинами он гордится. Постоянно ставя их работу в пример сородичам, которые не могут похвастаться столь послушной командой. Паладины об этом прекрасно знают и, в свою очередь, гордятся этим фактом.
Соответственно, каждый раз, когда паладины под его руководством успешно справляются с заданием, он восстанавливает очки силы воли. (Можем же! Ну, господа надутые болваны, кроме себя никого и ничего не видящие, смотрите, как должна действовать Стая. Максимально используя сильные стороны и сглаживая слабости каждого, как пальцы в одном кулаке).
Излюбленный метод действия Асканио, остающийся неизменным на протяжении столетий, состоит в следующем: Прийти со своими вассалами на пустое место (если нужно - отвоевав его). Организовать процветающий домен или отлаженную, четко действующую структуру (можно и то, и другое одновременно). И усесться во главе, пожиная заслуженные плоды.
Эта стратегия поведения сложилась частично из человеческих целей Асканио - тогда еще бастарда - о признании и собственном ленном владении. А большей частью из-за того, что юный ласомбра рассорился со своим Сиром, весьма влиятельной персоной, да так, что Сир постарался перекрыть мятежному птенцу все обычные способы достичь чего-бы то ни было в рамках клана. На третьих ролях ходить Асканио претила гордость. Оставалось одно - создавать что-то свое, с нуля, по умолчанию становясь во главе. И, разумеется, для того, чтобы важность Асканио признавали окружающие, это "что-то" должно иметь признаваемую окружающими ценность.
Силу воли тоже с этого восстанавливает. Когда его проект работает как надо - ясное дело, из-за его личного руководства))))
В быту непритязателен и неприхотлив. Обычно на месте постоянного проживания обустраивает себе поместье в древнеиспанском стиле, где живет с особенно приближенными сородичами. На территории поместья обязательно есть конюшня и сад. Большинство работы по дому делают сами вампиры, и даже Асканио не гнушается почистить конюшню или укрепить покосившуюся изгородь. Асканио убежден, что каинит должен уметь обслужить себя сам, а гули пригодны для защиты и взаимодействия со внешним миром.
Одним их его увлечений являются книги. Большие, красивые, желательно с картинками. У него обширная библиотека, которую он собирает все 800 лет.
Последние полсотни лет Асканио почувствовал, как в нем просыпается жажда крови сородичей. И поэтому питается тольео донорской кровью, считая, что это помогает смирять собственный аппетит. Превращаться в предавшуюся зверю Тварь он не хочет.
Продолжение следует...
Упыриное
Так как тольяттинский домен продолжает есть мне мозг, то я наверное буду додумывать до логического конца, оформлять и выкладывать маленькие зарисовочки, которые приходят мне на ум почти ежедневно.
Но сначала немного о сюжете Санта-Барбары.
Началась она с того, что один молодой Ласомбра, веке этак в 12, повстречал Фею. Или, вернее, попался ей на обед.
под катом отыгрыш
Эта связь тянулась несколько десятилетий. И именно она, а не наставления Сира, стали определяющими во всей нежизни Асканио. Он изменился. Начиная с того, что его цветами стали бледно-голубой и белый, и кончая любовью ко всему чудесному и просто странному. На этой почве разругался с сиром. Хотя и умудрился сделать это крайне удачным для себя способом. Грозный Марк Вителий убил бы своего птенца - но ему хотелось сначала сломить упрямство последнего. Причем так, чтобы птенчик сам признал свою неправоту, и с повинной головой пришел на поклон. Поэтому он выгнал птенца, закрыв ему все обычные способы продвижения внутри общества каинитов. На что Асканио пожал плечами и приступил к устроению собственного гнезда. Ну и стоит ли говорить, на чью сторону он встал во время восстания анархов? Вместе со своей котерией он громил Шипы после подписания договора, который он счел оскорблением. Вместе с другими он присутствовал и при другом договоре, положившим начало Шабашу. Тут стоит заметить, что он желал лишь свободы. От сиров, от клановых стереотипов и ограничений.
Примерно в это время Эйлар ушла в Грезу. Асканио остался один на один со своей безнадежной любовью, которая грызет его и по сей день.
немного об Асканио с точки зрения игровой механики.
Продолжение следует...
Но сначала немного о сюжете Санта-Барбары.
Началась она с того, что один молодой Ласомбра, веке этак в 12, повстречал Фею. Или, вернее, попался ей на обед.
под катом отыгрыш
Эта связь тянулась несколько десятилетий. И именно она, а не наставления Сира, стали определяющими во всей нежизни Асканио. Он изменился. Начиная с того, что его цветами стали бледно-голубой и белый, и кончая любовью ко всему чудесному и просто странному. На этой почве разругался с сиром. Хотя и умудрился сделать это крайне удачным для себя способом. Грозный Марк Вителий убил бы своего птенца - но ему хотелось сначала сломить упрямство последнего. Причем так, чтобы птенчик сам признал свою неправоту, и с повинной головой пришел на поклон. Поэтому он выгнал птенца, закрыв ему все обычные способы продвижения внутри общества каинитов. На что Асканио пожал плечами и приступил к устроению собственного гнезда. Ну и стоит ли говорить, на чью сторону он встал во время восстания анархов? Вместе со своей котерией он громил Шипы после подписания договора, который он счел оскорблением. Вместе с другими он присутствовал и при другом договоре, положившим начало Шабашу. Тут стоит заметить, что он желал лишь свободы. От сиров, от клановых стереотипов и ограничений.
Примерно в это время Эйлар ушла в Грезу. Асканио остался один на один со своей безнадежной любовью, которая грызет его и по сей день.
немного об Асканио с точки зрения игровой механики.
Продолжение следует...