Монстролог. Пролог

[Белькаэр]

June 2007
The director of facilities was a small man with ruddy cheeks and dark, deep-set eyes, his prominent forehead framed by an explosion of cottony white hair, thinning as it marched toward the back of his head, cowlicks rising from the mass like waves moving toward the slightly pink island of his bald spot. His handshake was quick and strong, though not too quick and not too strong: He was accustomed to gripping arthritic fingers.
Директор Бюро регистрации, жизнеобеспечения и похорон был невысоким человеком, с румянцем на щеках и темными, глубоко посаженными глазами, а его высокий лоб обрамлял густой ореол пышных белокурых волос, редеющих ближе к затылку, — светлые вихры вздымались, словно волны над розоватым островом лысой макушки. Его рукопожатие было уверенным и сильным, хотя не слишком уверенным и не слишком сильным: он привык пожимать и артритные пальцы.
“Thank you for coming,” he said. He released my hand, wrapped his thick fingers around my elbow, and guided me down the deserted hallway to his office.
“Where is everyone?” I asked.
“Breakfast,” he said.
— Спасибо, что пришли, — сказал он. Он выпустил мою руку, обхватил толстыми пальцами мой локоть и повел меня вдоль пустого коридора к своему офису.
— А где все? — спросил я.
— Завтрак, — ответил он.
His office was at the far end of the common area, a cluttered, claustrophobic room dominated by a mahogany desk with a broken front leg that someone had attempted to level by placing a book beneath it and the dingy white carpet. The desktop was hidden beneath listing towers of paper, manila file folders, periodicals, and books with titles such as Estate Planning 101 and Saying Good-bye to the Ones You Love. On the credenza behind his leather chair sat a framed photograph of an elderly woman scowling at the camera, as if to say, Don’t you dare take my picture! I assumed it was his wife.
Его офис находился в дальнем конце помещения — захламленная комната, ужас клаустрофобика. Почти все пространство занимал рабочий стол из красного древа со сломанной передней ножкой, которую кто-то попытался сделать устойчивее, подложив под нее книгу. На полу лежал потертый, некогда белый ковер. Стол был завален высокими покосившимися пачками бумаги, картонных папок, газет и журналов и книгами типа «Наследование земельной собственности» или «Как сказать "прощай" тем, кого любишь». Позади кожаного кресла на подставке стояла фотография в рамке. На ней была изображена пожилая женщина. Она смотрела в объектив так хмуро, словно говорила: «Как ты смеешь фотографировать меня?!» Я решил, что это жена директора.
He settled into his chair and asked, “So how is the book coming?”
“It already came,” I answered. “Last month.” I pulled a copy from my briefcase and handed it to him. He grunted, flipped through some pages, his lips pursed, thick brows gathering over his dark eyes.
Он опустился в кресло и спросил:
— Ну, как продвигается книга?
— Она уже вышла, — ответил я. — Месяц назад.
Я достал один экземпляр из портфеля и протянул директору. Он что-то пробормотал, пролистал несколько страниц, поджал губы, сдвинул густые брови над темными глазами.
“Well, glad to do my part,” he said. He held the book toward me. I told him it was his to keep. The book remained between us for a moment as he glanced about the desk, looking for the most stable pile upon which to balance it. Finally it disappeared into a drawer.
— Что ж, рад, что и я внес свою лепту, — сказал он и протянул мне книгу обратно. Я сказал, что он может оставить ее себе. Книга на несколько минут зависла между нами, пока он судорожно искал взглядом на столе стопку, на которой эта книга имела бы шанс удержаться хотя бы ненадолго. В итоге она исчезла в ящике стола.

Продолжение буду кидать в комменты, дабы не плодить сущностей

@темы: книги, английский, дуолингва

Comments

[Белькаэр]

I had met the director the year before, while researching the second book in the Alfred Kropp series. At the climax of the story the hero finds himself at the Devil’s Millhopper, a five-hundred-foot-deep sinkhole located on the northwest side of town. I had been interested in the local legends and tall tales regarding the site, and the director had been kind enough to introduce me to several residents who’d grown up in the area and who knew the stories of this mythical “gateway to hell,” now a state park, presumably because the devil had departed, making way for field-trippers and hikers.
С директором мы познакомились год назад. В то время я исследовал вторую книгу в серии Альфреда Кроппа. Там в кульминационный момент герой оказывается в Дьявольской дыре, колодце глубиной в пятьсот футов, расположенном в северо-западной части города. Меня интересовали народные легенды и сказания об этом месте, а директор оказался так любезен, что познакомил меня с несколькими старожилами, которые родились и выросли именно там и знали рассказы об этих мифических «адовых вратах». Теперь на этом месте располагался государственный парк, — видимо, нечистый отступил, узрев такое количество туристов, палаток и путешественников.
“Thank you,” he said. “I’ll be sure to pass it around.”
I waited for him to go on; I was there on his invitation. He shifted uneasily in his chair.
“You said on the phone you had something to show me,” I gently prodded him.
“Oh, yes.” He seemed relieved and now spoke rapidly. “When we found it among his effects, you were the first person I thought of. It struck me as something right up your alley.”
— Спасибо, — сказал директор. — Я прочту и дам почитать остальным.
Я ждал, что еще он скажет; я прибыл сюда по его приглашению. Он неловко заерзал в кресле.
— Вы сказали по телефону, что хотите мне кое-что показать, — мягко подтолкнул я его к разговору.
— Ах, да!
Казалось, он испытал облегчение от того, что я первым затронул тему, и теперь быстро заговорил:
— Когда мы нашли это среди его имущества, вы были первым человеком, о котором я подумал. Меня словно осенило — это точно будет по вашей части.
“Found what among whose effects?”
“Will Henry. William James Henry. He passed away last Thursday. Our oldest resident. I don’t believe you met him.”
I shook my head. “No. How old was he?”
“Well, we aren’t really sure. He was an indigent-no identification, no living relatives. But he claimed to have been born in 1876.”
Что нашли? Среди чьего имущества?
— Уилла Генри. Уильяма Джеймса Генри. Он отошел в мир иной в прошлый четверг. Наш самый старый житель. Не думаю, что вы с ним встречались.
Я отрицательно помотал головой.
— Сколько ему было лет?
— Ну, мы не вполне уверены. Он был нищим — ни документов, ни живых родственников. Но он утверждал, что родился в тысяча восемьсот семьдесят шестом.
I stared at him. “That would make him one hundred and thirty-one years old.”
“Ridiculous, I know,” the director said. “We’re guessing he was somewhere in his nineties.”
“And the thing of his you found that made you think of me?”
He opened a desk drawer and pulled out a bundle of thirteen thick notebooks, tied in brown twine, their plain leather covers faded to the color of cream.
Я уставился на него, открыв рот.
— Это значит, ему был сто тридцать один год?!
— Нелепо, да, я понимаю, — сказал директор. — Мы считаем, что ему было за девяносто.
— И что вы там у него нашли, что заставило вас вспомнить обо мне?
Он открыл ящик стола и вытащил пачку из тринадцати толстых тетрадей, перетянутую коричневой бечевкой. Однотонные кожаные обложки выцвели до кремового оттенка.
“He never spoke,” the director said, nervously plucking at the twine. “Except to tell us his name and the year he was born. He seemed quite proud of both. ‘My name is William James Henry and I was born in the year of our Lord eighteen-hundred and seventy-six!’ he would announce to anyone who cared to listen-and anyone who didn’t, for that matter. But as to everything else-where he was from, to whom he belonged, how he’d come to the culvert where he was discovered-silence. Advanced dementia, the doctors told me, and certainly I had no reason to doubt it… until we found these wrapped in a towel beneath his bed.”
— Он никогда ни с кем не разговаривал, — сказал директор, нервно теребя бечевку. — Только назвал нам свое имя и год рождения. Казалось, он очень гордился и тем, и другим. «Меня зовут Уильям Джеймс Генри, и я родился в год Господа нашего тысяча восемьсот семьдесят шестой!» — провозгласил он, помнится, так, чтобы его услышали все — и те, кому было до этого дело, и те, кому нет. Но что касается всего остального — откуда он родом, каких кровей, как он попал в дренажную штольню, где он был обнаружен, — молчание. Слабоумие в последней стадии, сказал мне врач, и, разумеется, у меня не было оснований сомневаться в этом… пока мы не нашли вот это, завернутое в полотенце, у него под кроватью.
I took the bundle from his hand. “A diary?” I asked.
He shrugged. “Go on. Open that top one and read the first page.”
I did. The handwriting was extremely neat, though small, the sсript of someone who had had formal schooling, when instruction had included lessons in penmanship. I read the first page, then the next, then the following five. I flipped to a random page. Read it twice. While I read, I could hear the director breathing, a heavy huffing sound, like a horse after a brisk ride.
Я взял пачку тетрадей у директора из рук.
— Дневник? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Не смущайтесь. Откройте ту, что сверху, и прочтите первую страницу.
Я так и сделал. Почерк был необычайно аккуратным, хотя и мелким — почерк человека, учившегося в традиционной школе, где программа обучения включала в себя уроки чистописания и каллиграфии. Я прочел первую страницу, потом вторую, затем еще пять. Открыл одну наугад. Прочел ее дважды. Читая, я слышал, как тяжело дышит директор, прямо-таки пыхтит и фыркает, как лошадь после быстрого забега.